![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
hygiyРедкий или умеренно редкий?
Ричард Льюис — человек, разработавший безотказный способ мгновенного получения ответов на задаваемые вопросы.
Он водит свой лендровер (ну, не совсем свой, а лендровер, который кто-то весьма безрассудно ему одолжил) так, что это можно описать только словом «крутизна», по дорогам Маврикия, построенным людьми от крутизны несколько далёкими. Дороги, как правило, узкие и извилистые, а там, где они заасфальтированы, асфальт обычно заканчивается внезапным шестидюймовым срезом. По таким дорогам Ричард ездит с крутизной, опасно граничащей со стилем «очертя голову», и когда задаёт вопрос, то поворачивается и смотрит на вас и не будет смотреть обратно на дорогу, пока вы ему не ответите. Смертельный ужас — не самое лучшее состояние для осмысленных ответов, но входа у вас нет.
Мы сумели справиться с «Как долетели?» («Отлично!»), «Как еда в самолёте?» («Отлично!») и «Как у вас с десинхронозом?» («Мы в порядке!»); но потом он перешёл к тому, что определённо считал, так сказать, главным пунктом повестки:
— Неужели вы притащились в такую даль, на Маврикий, только ради того, чтобы искать какого-то засранного старого крылана? — лендровер пугающе вильнул.
Первое, что вы должны знать о Ричарде Льюисе, — в общем-то ничего другого можете и не знать, — он орнитолог. Когда вы это узнали, остальное более или менее встаёт на места.
— Я просто понять не могу, — протестовал он, развернувшись к нам вполоборота для своей тирады. — Вы поедете на Родригес? Искать крылана? Он даже не особенно редкий.
— Ну, всё относительно, — протестовал Марк. — Может быть, он не особенно редкий по стандартам Маврикия, но это же самый редкий крылан в м…
— Почему бы вам не остаться на Маврикии, господи боже?
— Ну…
— Что вы знаете о Маврикии? Хоть что-нибудь?
— Ну, — сказал я, — я знаю, что… э, там грузовик впереди…
— Забей на него. О грузовиках я позабочусь. Что вы знаете о Маврикии?
— Я знаю, что сначала его колонизировали датчане, а когда они ушли, то пришли французы, которые уступили его Британии после Наполеоновских войн. Так что теперь это бывшая Британская колония, часть Содружества. Обитатели говорят на французском или креольском. Законы в основном английские и, э-э, нужно ездить по левой…
— Ладно, вы прочитали путеводитель. Но о птицах здесь вы знаете? О розовом голубе знаете? О маврикийском кольчатом попугае? А о маврикийской пустельге знаете?
— Да, но…
— Так почему вы тогда едете на дурацкий Родригес смотреть на какого-то идиотского крылана? У нас их тут целая куча в центре содержания и разведения, если вам так уж приспичило на него взглянуть. Да их тут как грязи, дряни этой. Будет гораздо лучше, если вы останетесь здесь и посмотрите на по-настоящему редкие вещи. Господи Иисусе!
Он бросил случайный взгляд на дорогу впереди и потому рванул руль что было сил, чтобы избежать столкновения с грузовиком.
— Вот что я вам скажу, — он снова повернулся назад. — Сколько у вас есть? Две недели?
— Да, — торопливо сказал Марк.
— И вы планируете провести два дня здесь, и потом лететь на Родригес, и провести там — сколько? — десять дней в поисках самого редкого в мире крылана?
— Да.
— Окей. Вот как мы поступим. Вы остаётесь здесь на десять дней, а потом летите на Родригес на два дня. Идёт?
— А мы найдём его за два дня?
— Да.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я скажу вам точно, где его искать. Займёт это у вас десять минут. Делаете пару снимков, едете домой.
— Ох.
— Так что вы остаётесь здесь, да?
— Э…
Мы неустойчиво виляли более или менее посередине дороги. Ещё один грузовик вырос впереди, яростно мигая огнями. Ричард всё ещё смотрел на нас, повернувшись.
— Согласны? — настаивал он. — Вы останетесь?
— Да! Да! Мы останемся!
— Решено. Прекрасно. Я бы на вашем месте тоже так сделал. Вам тогда надо с Карлом встретиться. Он отличный парень, но полный псих. Господи Иисусе!
Отличный парень, но полный псих Карл Джонс — высокий валлиец, возрастом под сорок, и о нём говорят, что только его извращённое кровожадное упрямство в основном и стоит на пути тотального уничтожения экологии Маврикия. Именно с Карлом Марк наладил контакт, чтобы организовать наше путешествие, и с первого же момента, когда наши ноги коснулись земли Маврикия, стало очевидно, что Карл был человеком, с которым тут считаются. Когда мы сказали в иммиграционном офисе аэропорта, что остановимся «у кого-то по имени Карл Джонс в месте под названием Блэк Ривер», это неожиданно вызвало в ответ нервный истерический смех и ещё дружеское похлопывание по спине.
Когда Карл встретился с нами в доме Ричарда, он поприветствовал нас хмурым взглядом, облокотился о дверной косяк и прорычал: «Ненавижу журналюг!» Потом увидел наш магнитофон и вдруг дьявольски заулыбался.
— Ой! А это включено? — спросил он.
— Пока нет.
— Включите, скорее, включите его!
Мы включили.
— Просто ненавижу журналюг! — проорал он туда. — Записалось? Нормально я там получился?
Он посмотрел на магнитофон, чтобы убедиться, что плёнка действительно двигалась.
— Помнится, давал я как-то интервью для «Женского часа» на радио, — сказал он, тряся головой, изумляясь капризам злобного и глупого мира. — Ненавижу журналюг: отнимают кучу времени, а платят гроши. Но неважно… Интервьюер сказал, что его уже тошнит от скучных учёных и не мог бы я рассказать о своей работе, но только чтобы обязательно упомянул женщин и младенцев. Ну я и сказал ему, что в качестве полевых ассистентов предпочитаю женщин, а не мужчин, что мы разводим много птичьих младенцев, и что женщины лучше присматривают за птичьими младенцами, потому что лучше чувствуют и всякое такое. И это прокрутили по радио!
Он скорчился от смеха, беспомощно пошатываясь вышел из комнаты и пропал на несколько часов.
— Это был Карл, — сказал Ричард. — Он классный. Отличный парень. Правда. Не обращайте внимания, что он бывает полным мудилой.
Мы быстро обнаружили, что попали в окружение совершенно одержимых людей. Страстью номер один для Карла и Ричарда были птицы. Они любили их с необычайным пылом и всю сознательную жизнь посвятили работе в поле, часто в устрашающих условиях и с ужасающе низким бюджетом, с тем чтобы спасти редких птиц и их среду обитания от уничтожения. Ричард закалялся на Филиппинах, работая над спасением филиппинского орла-обезьяноеда, исключительно нелепой летающей конструкции, которую скорее ожидаешь увидеть приземляющейся на авианосец, а не сидящей в гнезде на дереве. Оттуда он в 1985 поехал на Маврикий, где вся экологическая система острова, когда-то знаменитая своей изобильной красотой, теперь находится в отчаянном положении.
Они работают с маниакальной энергией, поначалу она приводит в замешательство, пока вы не поймёте огромность проблем, стоящих перед ними, и скорость, с которой эти проблемы нарастают. С точки зрения экологии, Маврикий представляется зоной боевых действий, а Карл, Ричард и остальные, включая Венди Страм, столь же одержимого ботаника, — военные хирурги, работающие прямо у линии фронта. Они чрезвычайно добрые люди, часто совершенно измученные, так как отдают работе все силы. Их одержимость порой вырывается наружу приступами какого-то дикого чёрного юмора, поводом которому служит то, что они видят перед собой кучу дел абсолютно критических и потому не могут позволить себе тратить время на что-то всего лишь очень-очень срочное.
Ключевым местом их работы является центр содержания и разведения в деревне Блэк Ривер, которым заведует Карл, и на следующий день Ричард взял нас туда на экскурсию.
Скрипнув тормозами, мы остановились у ворот в шестифутовой каменной стене и вошли внутрь.
Внутри был большой песчаный двор, окружённый низкими деревянными постройками, большими вольерами для птиц и клетками. Тёплый воздух был полон звуков хлопанья крыльев и воркованья и резких, стойких запахов. Несколько очень-очень больших черепах шастали в районе центра двора совершенно свободно, вероятно, потому, что практически любой мог бы поймать их, если бы им внезапно вздумалось удрать.
— Ну вот, пожалуйста, — сказал Ричард, показав на клетку с сеткой на одной стороне; похоже было, что в клетке кто-то развесил несколько маленьких сломанных зонтиков. — Родригесская летучая лисица. Можете теперь успокоиться: вы их увидели. После на них посмотрите, они скучные. Они ничто по сравнению с тем, что у нас тут ещё есть. Розовые голуби, для начала… у нас тут самые редкие, самые восхитительные птицы в мире. А хотите увидеть настоящих звёзд? Сейчас выясню, здесь ли Карл. Пусть он их вам покажет.
Мы устроили быстрые поиски, но Карла не было. Был, однако, кое-кто до одури в него влюблённый. Ричард поманил нас.
— Это Пинк, — сказал он.
Мы посмотрели.
Пинк пристально уставился на нас двумя своими большими тёмно-коричневыми глазами. Он стал беспокойно переступать ногами, слегка двигаясь по жёрдочке, он казался напряжённым, выжидающим и несколько раздражённым от нашего вида.
— Пинк — маврикийская пустельга, — сказал Ричард, — но он по сути чокнутый.
— Правда? — сказал Марк. — А непохоже.
— А как, по-твоему, он выглядит?
— Ну, он довольно маленький. У него глянцевое коричневое внешнее оперение на крыльях, крапчатое коричневое с белым оперение на груди, впечатляющий набор когтей…
— Другими словами, ты думаешь, что он выглядит как птица.
— Ну, да…
— Он был бы в шоке, узнай он, что ты так думаешь.
— Ты о чём?
— Ну, одна из проблем разведения птиц в неволе в том, что их иногда должны выкармливать люди, следствием чего становятся различные недопонимания со стороны птицы. Когда птица вылупляется из яйца, у неё нет особой картинки того, что есть что в нашем мире, и она влюбляется в первую же штуку, которая её кормит, и в случае с Пинком такой штукой был Карл. Это называется «импринтинг», и это серьёзная проблема, потому что переделать тут ничего нельзя. Когда он осознал себя человеком, он…
— Он действительно считает себя человеком? — спросил я.
— О да. Ну, если он решил, что Карл — его мать, то и какие-то выводы затем следуют, верно? Птицы, может, и не особо умные, но в логике им не откажешь. Он совершенно уверен, что он человек. Он совершенно игнорирует других пустельг, нечего на них время тратить: они всего лишь кучка птиц, насколько он понимает. Но он приходит в неистовство, когда сюда заходит Карл. И тут проблема, потому что, конечно, нельзя выпускать импринтную птицу в дикую природу: она понятия не имеет, какого чёрта ей там делать. Она не будет сидеть на гнезде, не будет охотиться, ей вместо этого хочется ходить по ресторанам и всякое такое. Или, во всяком случае, она ожидает, что её будут кормить — сама по себе она не выживет. Однако в вольере Пинк выполняет очень важную функцию. Видите ли, молодые птицы, которых мы здесь выводим, достигают половой зрелости в разное время, и, когда самки начинают чувствовать влечение, самцы ещё не готовы. Самки крупнее их и более воинственные и часто бьют самцов. Так что, когда такое случается, мы собираем семя Пинка и…
— Как вы это делаете? — спросил Марк.
— В шляпу.
— Мне показалось, ты сказал «в шляпу».
— Всё верно. Карл надевает специальную шляпу, которая похожа на странный котелок с резиновыми полями, Пинк сходит с ума от желания по Карлу, слетает вниз и трахается до одури со шляпой.
— Что?
— Он эякулирует на поля. Мы собираем капли семени и используем их для осеменения самок.
— Довольно странное поведение по отношению к матери.
— Он странная птица. Но он служит полезной цели, несмотря на психологическую повёрнутость.
Всякое полезное:
Маврикий на гугломэпсах
Блэк Ривер на гугломэпсах
Розовый голубь на сайте МСОП
Маврикийский кольчатый попугай на сайте МСОП
Одарите переводчика материальными благами. Карта Сбера 4817 7602 0663 3418.
Продолжение следует.
Ричард Льюис — человек, разработавший безотказный способ мгновенного получения ответов на задаваемые вопросы.
Он водит свой лендровер (ну, не совсем свой, а лендровер, который кто-то весьма безрассудно ему одолжил) так, что это можно описать только словом «крутизна», по дорогам Маврикия, построенным людьми от крутизны несколько далёкими. Дороги, как правило, узкие и извилистые, а там, где они заасфальтированы, асфальт обычно заканчивается внезапным шестидюймовым срезом. По таким дорогам Ричард ездит с крутизной, опасно граничащей со стилем «очертя голову», и когда задаёт вопрос, то поворачивается и смотрит на вас и не будет смотреть обратно на дорогу, пока вы ему не ответите. Смертельный ужас — не самое лучшее состояние для осмысленных ответов, но входа у вас нет.
Мы сумели справиться с «Как долетели?» («Отлично!»), «Как еда в самолёте?» («Отлично!») и «Как у вас с десинхронозом?» («Мы в порядке!»); но потом он перешёл к тому, что определённо считал, так сказать, главным пунктом повестки:
— Неужели вы притащились в такую даль, на Маврикий, только ради того, чтобы искать какого-то засранного старого крылана? — лендровер пугающе вильнул.
Первое, что вы должны знать о Ричарде Льюисе, — в общем-то ничего другого можете и не знать, — он орнитолог. Когда вы это узнали, остальное более или менее встаёт на места.
— Я просто понять не могу, — протестовал он, развернувшись к нам вполоборота для своей тирады. — Вы поедете на Родригес? Искать крылана? Он даже не особенно редкий.
— Ну, всё относительно, — протестовал Марк. — Может быть, он не особенно редкий по стандартам Маврикия, но это же самый редкий крылан в м…
— Почему бы вам не остаться на Маврикии, господи боже?
— Ну…
— Что вы знаете о Маврикии? Хоть что-нибудь?
— Ну, — сказал я, — я знаю, что… э, там грузовик впереди…
— Забей на него. О грузовиках я позабочусь. Что вы знаете о Маврикии?
— Я знаю, что сначала его колонизировали датчане, а когда они ушли, то пришли французы, которые уступили его Британии после Наполеоновских войн. Так что теперь это бывшая Британская колония, часть Содружества. Обитатели говорят на французском или креольском. Законы в основном английские и, э-э, нужно ездить по левой…
— Ладно, вы прочитали путеводитель. Но о птицах здесь вы знаете? О розовом голубе знаете? О маврикийском кольчатом попугае? А о маврикийской пустельге знаете?
— Да, но…
— Так почему вы тогда едете на дурацкий Родригес смотреть на какого-то идиотского крылана? У нас их тут целая куча в центре содержания и разведения, если вам так уж приспичило на него взглянуть. Да их тут как грязи, дряни этой. Будет гораздо лучше, если вы останетесь здесь и посмотрите на по-настоящему редкие вещи. Господи Иисусе!
Он бросил случайный взгляд на дорогу впереди и потому рванул руль что было сил, чтобы избежать столкновения с грузовиком.
— Вот что я вам скажу, — он снова повернулся назад. — Сколько у вас есть? Две недели?
— Да, — торопливо сказал Марк.
— И вы планируете провести два дня здесь, и потом лететь на Родригес, и провести там — сколько? — десять дней в поисках самого редкого в мире крылана?
— Да.
— Окей. Вот как мы поступим. Вы остаётесь здесь на десять дней, а потом летите на Родригес на два дня. Идёт?
— А мы найдём его за два дня?
— Да.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я скажу вам точно, где его искать. Займёт это у вас десять минут. Делаете пару снимков, едете домой.
— Ох.
— Так что вы остаётесь здесь, да?
— Э…
Мы неустойчиво виляли более или менее посередине дороги. Ещё один грузовик вырос впереди, яростно мигая огнями. Ричард всё ещё смотрел на нас, повернувшись.
— Согласны? — настаивал он. — Вы останетесь?
— Да! Да! Мы останемся!
— Решено. Прекрасно. Я бы на вашем месте тоже так сделал. Вам тогда надо с Карлом встретиться. Он отличный парень, но полный псих. Господи Иисусе!
Отличный парень, но полный псих Карл Джонс — высокий валлиец, возрастом под сорок, и о нём говорят, что только его извращённое кровожадное упрямство в основном и стоит на пути тотального уничтожения экологии Маврикия. Именно с Карлом Марк наладил контакт, чтобы организовать наше путешествие, и с первого же момента, когда наши ноги коснулись земли Маврикия, стало очевидно, что Карл был человеком, с которым тут считаются. Когда мы сказали в иммиграционном офисе аэропорта, что остановимся «у кого-то по имени Карл Джонс в месте под названием Блэк Ривер», это неожиданно вызвало в ответ нервный истерический смех и ещё дружеское похлопывание по спине.
Когда Карл встретился с нами в доме Ричарда, он поприветствовал нас хмурым взглядом, облокотился о дверной косяк и прорычал: «Ненавижу журналюг!» Потом увидел наш магнитофон и вдруг дьявольски заулыбался.
— Ой! А это включено? — спросил он.
— Пока нет.
— Включите, скорее, включите его!
Мы включили.
— Просто ненавижу журналюг! — проорал он туда. — Записалось? Нормально я там получился?
Он посмотрел на магнитофон, чтобы убедиться, что плёнка действительно двигалась.
— Помнится, давал я как-то интервью для «Женского часа» на радио, — сказал он, тряся головой, изумляясь капризам злобного и глупого мира. — Ненавижу журналюг: отнимают кучу времени, а платят гроши. Но неважно… Интервьюер сказал, что его уже тошнит от скучных учёных и не мог бы я рассказать о своей работе, но только чтобы обязательно упомянул женщин и младенцев. Ну я и сказал ему, что в качестве полевых ассистентов предпочитаю женщин, а не мужчин, что мы разводим много птичьих младенцев, и что женщины лучше присматривают за птичьими младенцами, потому что лучше чувствуют и всякое такое. И это прокрутили по радио!
Он скорчился от смеха, беспомощно пошатываясь вышел из комнаты и пропал на несколько часов.
— Это был Карл, — сказал Ричард. — Он классный. Отличный парень. Правда. Не обращайте внимания, что он бывает полным мудилой.
Мы быстро обнаружили, что попали в окружение совершенно одержимых людей. Страстью номер один для Карла и Ричарда были птицы. Они любили их с необычайным пылом и всю сознательную жизнь посвятили работе в поле, часто в устрашающих условиях и с ужасающе низким бюджетом, с тем чтобы спасти редких птиц и их среду обитания от уничтожения. Ричард закалялся на Филиппинах, работая над спасением филиппинского орла-обезьяноеда, исключительно нелепой летающей конструкции, которую скорее ожидаешь увидеть приземляющейся на авианосец, а не сидящей в гнезде на дереве. Оттуда он в 1985 поехал на Маврикий, где вся экологическая система острова, когда-то знаменитая своей изобильной красотой, теперь находится в отчаянном положении.
Они работают с маниакальной энергией, поначалу она приводит в замешательство, пока вы не поймёте огромность проблем, стоящих перед ними, и скорость, с которой эти проблемы нарастают. С точки зрения экологии, Маврикий представляется зоной боевых действий, а Карл, Ричард и остальные, включая Венди Страм, столь же одержимого ботаника, — военные хирурги, работающие прямо у линии фронта. Они чрезвычайно добрые люди, часто совершенно измученные, так как отдают работе все силы. Их одержимость порой вырывается наружу приступами какого-то дикого чёрного юмора, поводом которому служит то, что они видят перед собой кучу дел абсолютно критических и потому не могут позволить себе тратить время на что-то всего лишь очень-очень срочное.
Ключевым местом их работы является центр содержания и разведения в деревне Блэк Ривер, которым заведует Карл, и на следующий день Ричард взял нас туда на экскурсию.
Скрипнув тормозами, мы остановились у ворот в шестифутовой каменной стене и вошли внутрь.
Внутри был большой песчаный двор, окружённый низкими деревянными постройками, большими вольерами для птиц и клетками. Тёплый воздух был полон звуков хлопанья крыльев и воркованья и резких, стойких запахов. Несколько очень-очень больших черепах шастали в районе центра двора совершенно свободно, вероятно, потому, что практически любой мог бы поймать их, если бы им внезапно вздумалось удрать.
— Ну вот, пожалуйста, — сказал Ричард, показав на клетку с сеткой на одной стороне; похоже было, что в клетке кто-то развесил несколько маленьких сломанных зонтиков. — Родригесская летучая лисица. Можете теперь успокоиться: вы их увидели. После на них посмотрите, они скучные. Они ничто по сравнению с тем, что у нас тут ещё есть. Розовые голуби, для начала… у нас тут самые редкие, самые восхитительные птицы в мире. А хотите увидеть настоящих звёзд? Сейчас выясню, здесь ли Карл. Пусть он их вам покажет.
Мы устроили быстрые поиски, но Карла не было. Был, однако, кое-кто до одури в него влюблённый. Ричард поманил нас.
— Это Пинк, — сказал он.
Мы посмотрели.
Пинк пристально уставился на нас двумя своими большими тёмно-коричневыми глазами. Он стал беспокойно переступать ногами, слегка двигаясь по жёрдочке, он казался напряжённым, выжидающим и несколько раздражённым от нашего вида.
— Пинк — маврикийская пустельга, — сказал Ричард, — но он по сути чокнутый.
— Правда? — сказал Марк. — А непохоже.
— А как, по-твоему, он выглядит?
— Ну, он довольно маленький. У него глянцевое коричневое внешнее оперение на крыльях, крапчатое коричневое с белым оперение на груди, впечатляющий набор когтей…
— Другими словами, ты думаешь, что он выглядит как птица.
— Ну, да…
— Он был бы в шоке, узнай он, что ты так думаешь.
— Ты о чём?
— Ну, одна из проблем разведения птиц в неволе в том, что их иногда должны выкармливать люди, следствием чего становятся различные недопонимания со стороны птицы. Когда птица вылупляется из яйца, у неё нет особой картинки того, что есть что в нашем мире, и она влюбляется в первую же штуку, которая её кормит, и в случае с Пинком такой штукой был Карл. Это называется «импринтинг», и это серьёзная проблема, потому что переделать тут ничего нельзя. Когда он осознал себя человеком, он…
— Он действительно считает себя человеком? — спросил я.
— О да. Ну, если он решил, что Карл — его мать, то и какие-то выводы затем следуют, верно? Птицы, может, и не особо умные, но в логике им не откажешь. Он совершенно уверен, что он человек. Он совершенно игнорирует других пустельг, нечего на них время тратить: они всего лишь кучка птиц, насколько он понимает. Но он приходит в неистовство, когда сюда заходит Карл. И тут проблема, потому что, конечно, нельзя выпускать импринтную птицу в дикую природу: она понятия не имеет, какого чёрта ей там делать. Она не будет сидеть на гнезде, не будет охотиться, ей вместо этого хочется ходить по ресторанам и всякое такое. Или, во всяком случае, она ожидает, что её будут кормить — сама по себе она не выживет. Однако в вольере Пинк выполняет очень важную функцию. Видите ли, молодые птицы, которых мы здесь выводим, достигают половой зрелости в разное время, и, когда самки начинают чувствовать влечение, самцы ещё не готовы. Самки крупнее их и более воинственные и часто бьют самцов. Так что, когда такое случается, мы собираем семя Пинка и…
— Как вы это делаете? — спросил Марк.
— В шляпу.
— Мне показалось, ты сказал «в шляпу».
— Всё верно. Карл надевает специальную шляпу, которая похожа на странный котелок с резиновыми полями, Пинк сходит с ума от желания по Карлу, слетает вниз и трахается до одури со шляпой.
— Что?
— Он эякулирует на поля. Мы собираем капли семени и используем их для осеменения самок.
— Довольно странное поведение по отношению к матери.
— Он странная птица. Но он служит полезной цели, несмотря на психологическую повёрнутость.
Всякое полезное:
Маврикий на гугломэпсах
Блэк Ривер на гугломэпсах
Розовый голубь на сайте МСОП
Маврикийский кольчатый попугай на сайте МСОП
Одарите переводчика материальными благами. Карта Сбера 4817 7602 0663 3418.
Продолжение следует.